Загрузка...
Более 8 лет в Украине продолжается война, которая началась на Донбассе после захвата россией Крыма и 24 февраля 2022-го перешла в полномасштабное российское вторжение, принеся всем украинцам боль, горе, потери. Все эти восемь лет в Виннице работают волонтеры, которые не останавливались даже в «спокойные» для Виннитчины годы, когда война была где-то на востоке. Как изменились потребности военных на передовой, о помощи семьям, ожидающим защитников, поддержке родственников погибших и планам создания в Виннице Парка Героев — в интервью с Таисой Гайдой.
< /strong>
— Вы с 2014 года занимаетесь волонтерством. За эти годы потребности военных изменились? Вы ведь с ними постоянно на прямой связи.
– В 2014-м просили авто и сейчас самое востребованное – авто. Но тогда было гораздо труднее. Потому что сейчас машину можно завезти на воинскую часть не растаможивая. А тогда были разные истории. Мы не могли их легально отвезти. Или завозили на 10 дней и потом нужно было платить штрафы. Или договаривались с поляками, платили им от 200 до 400 долларов, чтобы поляк загнал машину в Украину, потому что ответственность на нем. Поэтому сейчас в этом плане немного легче, потому что на письмо от воинской части можно привезти автомобиль.
Кроме авто, сейчас возникла потребность в дронах. Тогда мы больше на тепловизоры собирали, а сейчас в основном на дроны. Это из того, что изменилось. Ну а обеспечение стало лучше. То есть, если в первые дни полномасштабной войны еще кто-то просил бронежилеты или каски, то сейчас – нет. Недавно мне рассказывали, что мобилизованный приехал в воинскую часть, родственники все купили по списку, а в части ему сказали: «каску выбрасываешь, броник выбрасываешь, потому что мы не знаем какого качества». Действительно, кто будет нести ответственность, если его «склепали» в каком-то гараже. Военному все (амуницию – ред.) издали в части. Сейчас проблем с брониками и касками по-прежнему нет.
— Авто и дроны довольно не дешевые вещи. Как вы собираете средства на эти нужды?
– В первые дни полномасштабной войны это вообще было легко. В ветеранском пространстве мы работали 24/7, люди приносили сюда все – и продукты, и деньги. Сейчас гораздо труднее. Понятно, что люди уже не имеют столько ресурсов. Но есть и те, кто ежемесячно донатит. Сейчас денег меньше, но мы собираем.
— С доставкой вещей, которые закупаете для военных, проблем нет? Доставляете сами на передовую, военные ли приезжают и забирают?
– Так как у нас в основном работают здесь девушки, мы не ездим на фронт. Даже если везти какую-нибудь передачу, то еще нужно тратить на горючее, это не дешево. Поэтому передаем или Новой почтой в ближайший пункт или, например, просто кто-то из военных приезжает и забирает. Нам еще повезло, потому что мы много помогаем нашей 120-й бригаде, так что с доставкой проблем нет. Они приезжают и уносят. Т.е. не трудно. — Сколько человек в вашей команде?
– Сначала было человек 20, сейчас постоянных около десяти. Но сейчас мы немного изменили направление деятельности. Появилась новая проблема – без вести пропавшие, погибшие. Очень много раненых. То есть много людей, которые нуждаются в психологической поддержке или юридической консультации.
— Как именно в Ветеранском пространстве работаете с семьями погибших героев и пропавших без вести? Знаю, что в вашей команде координаторУполномоченного Кабмина по без вести пропавших Мария Довжик.
– У нас работает два юриста и четыре психолога. Есть детский психолог. К нам обращаются семьи, в которых отец погиб. Дети это очень тяжело переносят. Потому психологи работают и с семьей и с детьми. Вот недавно у нас были похороны, психолог объяснила, как маленькому ребенку рассказать об этом … То есть, они сопровождают семью. Это то, что делается за границей – психологическое сопровождение. Ведь мы до сих пор имеем истории, когда о гибели родные узнают из соцсетей. Это самое ужасное. Есть такие случаи, что мама не знает, а в соцсетях кто-то пишет. Была ли история, когда жена узнала о гибели мужа, когда собрат написал на странице ее мужа: «как же так с тобой это произошло». Мужчина не выходит на связь, женщина заходит на его страницу, а там такое сообщение…
Также у нас есть отдельная группа, которая работает с семьями погибших, с теми, кто потерял родных и с теми, кто ждет своих родных с войны. Это тоже люди живущие в постоянном стрессе.
Больше времени занимает юридическая поддержка. Очень много вопросов. Особенно по поводу без вести пропавших. Люди не знают, куда обращаться, что делать. Нам даже показывали, как некоторые родители ищут российские телеграммы-каналы. Платят каким-нибудь российским адвокатам. У родственников зачастую и паспортные данные требуют. Есть случаи, когда родным угрожают, мол, не дашь деньги, мы твоему ребенку, который в плену отрежем ухо… Мы работаем с семьями. Объясняем, что не стоит выставлять фото в соцсетях и информацию о военнослужащем. Нам недавно рассказывали историю, когда парень был ранен, его нашли в Луганской области. Его в больнице прятали врачи, которые выдавали парня за гражданского. Кто-то сдал и этих врачей был расстрелян. Просим родных не выставлять фото в военной форме, не писать, что он там с какого-то года воевал, был герой. Не нужно так поступать. Это очень важно. Ведь, возможно, этот человек где-то скрывается. Возможно, его кто-то прячет и выдает за другого. Когда-то и во Вторую мировую войну так делали – говорили, что это брат, сын… Так и сейчас. Возможно, человек спасся и где-то скрывается. Так же случаи есть. К примеру, недавно морпехов поменяли, которые были на оккупированной территории несколько месяцев.
— Что самое трудное в вашей работе?
— Для меня лично – когда кто погибает. Когда жена или дети узнают, они нам пишут. Ты понимаешь, что ничем не можешь им помочь.
— Что говорите людям в таких ситуациях? Ведь слова подобрать очень тяжело.
– Нас психологи обучали по этому. Мы должны понимать, что есть несколько стадий, которые человек проходит. И довольно часто есть стадия агрессии. Люди злятся. По разному. Есть что злятся на мужчин, что ты мог не уйти, «чего ушел, тебе больше всех надо?». Есть, злятся на кого-нибудь другого. У нас есть мама погибшего, которая на нас злится, потому что считает, что мы недостаточно чествуем ее сына. Я понимаю ее боль. Она хочет рассказать, что его смерть не напрасна.
Наша Мария Довжик находит слова каждому. Она умеет выслушать и поддержать. Мы стараемся быть рядом. Чтобы с первых дней родные работали с психологом. Чтобы детей водили к психологу. Прежде задаем вопрос, «есть ли кому-то возле вас побыть?». Человека нельзя оставлять самого. И обязательно человек должен быть чем занят. Кто-то готовится к похоронам, кто-то документы собирает, кто-то еще дела делает… Но человек не должен быть изолирован, потому что тогда он погружается в горе. Горе переживается индивидуально, но важно, чтобы человек был не один. Поэтому мы стараемся поддерживать семью, чтобы они понимали, что они не сами, знали, что эта смерть была не зря, что люди помнят.
— Вы в соцсетях также пишете по поводу законодательства, мол некоторые законы не так работают как нужно, кроме сообщений какие-то действия делаете чтобы изменить то, что «не так»?
— Это наше третье, новое направление работы. Мы анализируем законодательство. Находим «гэпы» и стараемся их изменить. У нас есть несколько народных депутатов, с которыми сотрудничаем. С ними собственно и продвигаем изменения. Одни правки мы вносили вместе с Ириной Борзовой, другие, инициировала Александра Устинова после нашего обращения, но есть и наоборот. К примеру, в июле один народный депутат внесла изменения в законодательство, возможно необдуманно, но прописала, что дети (погибших военнослужащих – ред.), достигшие совершеннолетия не имеют права на выплаты. У нас начали появляться истории, когда, например, дочери или сыну 18 или 19 лет, а они не имеют права на эти средства. И есть семья, где отец сам воспитывал ребенка, погиб на войне, а ребенок не имеет права на выплаты. Есть частные случаи, когда мама погибшего говорит «мой биологический мужчина в свидетельстве о рождении ребенка вписан, но все годы не участвовал в воспитании ребенок, а когда погиб сын, он имеет право на выплаты». Одна женщина из Мариуполя писала, ее сын был на Азовстали: «он (муж – ред.)не уехал на опознание тела сына, хотя ему первому сообщили. Не уехал, потому что не знает, как выглядит его сын». Но мужчина претендует на выплаты от государства. Мы считаем, что это не правильно — когда совершеннолетние дети погибших военнослужащих не имеют права на выплаты, а родители, даже не знающие как выглядели их дети, имеют право.
Есть история переселенцев. Бабушка с дедушкой воспитывают детей, которых воспитывал отец, но ушел на войну. Мама где-то давно пропала. Отец погиб, а теперь его жена имеет право претендовать на средства, потому что она его жена. Хотя детей не воспитывала и еще нужно искать, где она.
— Какие предложенные вами правки в сотрудничестве с народными депутатами уже приняты?
i>
– В первом чтении принято о добровольцах. В первые дни полномасштабной войны было много неоформленных защитников. Есть с тяжелыми ранениями. Нас интересуют не только живущие и невредимые, но и получившие тяжелые ранения и семьи погибших. Если воины никак не оформлены, то и семьи этих добровольцев ничего не могут сделать. У нас есть история молодого человека. Он был на Азовстале. Потерял ногу. По законодательству – он гражданский, поэтому ему как гражданскому предусмотрен простой протез, который стоит до 100 тыс. грн. В то же время военным протезы могут покупаться до 600 тыс. грн. Молодой парень. Он хочет жить полноценной жизнью, помогать своим собратьям. С этим еще советским протезом он ничего не сможет поделать. Поэтому очень важно, что он сможет получить этот статус.
— Несмотря на войну, боль, горе, возможно есть какие-то идеи, которые хотели бы реализовать ?
Хотим сделать в Виннице Парк Героев. Нашли место и будем продвигать эту идею вместе с институтом развития города. Это территория от налоговой к электросети. Огромная территория недалеко от Вишенского озера, где есть река Дегтянец. Сейчас это дикий парк. Планируем изучить эту территорию и сделать там парк с именными деревьями. Мы уже разговаривали с семьями погибших. В других странах есть традиция, когда в честь погибших сажают именные деревья. На каждом дереве табличка с QR-кодом, где рассказывается история воина. Каждая семья сможет посадить именно дерево.
Должны быть такие места, где люди, даже прогуливаясь, могли бы помнить о героях. Поэтому планируем претворить в жизнь эту идею.
Кстати, именно там неподалеку находится Музей мужественных. Именно за ним вся территория будет парком.
Мы презентовали эту территорию семьям и предварительно согласовали с городским советом. В этом году планируем исследование территории и потом хотели бы, чтобы был объявлен конкурс и сделать современную зону.
Какой Украина должна быть после войны?
У меня свое видение. Во первых должно быть гораздо меньше коррупции. Люди должны понимать, что это их деньги, наши общие деньги. И чтобы Украина была свободной, отстроенной, что за это кто-то умирал. Поэтому нужно ценить и беречь бюджетные средства.
И очень важно чтобы было меньше белых пятен в истории. У нас их очень много. Думаю, что и война у нас отчасти из-за того, что есть много замалчиваемых вещей. Многие люди помнят «как было хорошо в СССР», но никто не говорит о том, что государство было построено на смертях украинцев и их поломанных судьбах. Говорят: было хорошо, я же отвечаю: то рассказывают и кто выжил, а те кто не выжил — не могут сказать. Коллективная память обитает три поколения. Если бабушка умирает и не передает своим внукам, следующее поколение этого не будет знать.